Новости
    События, анонсы
    Обновления
 Биография
    Детство и юность
    Театральное училище
    Семья
    Ленком
    Малая Бронная
    Театр на Таганке
    О профессии и о себе
 Творчество
    Театр
    Кино и ТВ
    Радиопостановки
    Книги
 Фотогалерея
    В театре и кино
    В жизни
 Персоны
    Анатолий Эфрос
 Пресса
    Рецензии
    Книги о творчестве Ольги Яковлевой
 О сайте
    Об Ольге Яковлевой
    Разработчики сайта


 Читайте книгу Ольги Яковлевой     

«Если бы знать...»



Пресса => Рецензии
    «Дорога» (Театр на М. Бронной), 1986
    авторы: Бармак А. -



Из книги А.Бармак «Актеры и роли. Ольга Яковлева»:
«Спектакль «Дорога» поставлен Эфросом не только о Коробочке, Чичикове, Собакевиче, Манилове, Губернаторе и т. д. и т. п., он поставлен еще и об Авторе. Отличительной же особенностью Автора является то, что он обладает способностью разглядеть человека там, где, казалось бы, его уже нет; он не бежал от поразительных гипербол и гротесков, встречающихся ему на дороге; наоборот, он останавливался перед ними чуть дольше, чем, наверное, остановились бы перед ними мы, и тогда веселое мигом обращалось в печальное, а это печальное и звало, и рыдало, и хватало за сердце.
Не то страшно Автору, и вместе с ним и нам, что вот вместо человека живет на самом деле «черт знает что такое», а то страшно, что это «черт знает что такое» — человек. Вообще несомненным достоинством спектакля «Дорога», по нашему мнению, явилось то, что в нем была верно понята природа не только гоголевского смеха, но и гоголевских слез. Для смеха есть предел, и его, например, ощутил молодой чиновник из «Шинели», который однажды перестал смеяться над Акакием Акакиевичем.
Герой «Шинели» совершенно уже низведен до Функции, и вдруг эта функция, возбуждающая смех, выказала нечто чисто человеческое, некий даже, может быть, только рудимент человеческого — способность к страданию. До смеха ли здесь, когда у человека отнято, казалось бы, все человеческое, кроме как бы в насмешку ему оставленного чувства страдания? Только лишь в этом чувстве и выявляется человеческая природа бедного Башмачкина — перед ним-то и остановился, как будто пронзенный, молодой чиновник, услышавший в жалких словах Башмачкина: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» — другие слова: «Я брат твой».

Но о какой же духовности можно говорить, глядя на Яковлеву — Коробочку, беспрестанно снующую по сцене, путающуюся под ногами других действующих лиц, мешающую Автору «думать думу», что-то бормочущую, что-то подшептывающую, появляющуюся внезапно в самых незапланированных для нее кусках действия то ли с живым петухом, то ли с живой курицей, что, впрочем, не имеет значения, под мышкой, с методичностью ткацкого челночка, никаких нитей уже не вяжущего, наоборот, все нити порвавшего, но все стучащего, все снующего, сбитого с толку челночка, — можно ли вообще говорить о духовности, глядя на это странное шелестящее и постукивающее создание?
Конечно, Коробочка непохожа на Акакия Акакиевича, но так уж случилось в этом спектакле с многозначительным названием «Дорога», в котором главный его герой, Автор, наделен редкостной способностью молодого чиновника из «Шинели» — способностью ощутить предел смешного, — что Коробочка, выбитая необычайным предложением Чичикова из привычной колеи своего существования, ошеломленная и испуганная им Коробочка, вдруг предстала человеком, правда, произошло это только потому, что уж очень сильно испугалась.
Как хотите, а это не смешно, когда человек обнаруживает свою человеческую суть через испуг. Но, что замечательно, как только он ее обнаруживает, то есть становится живой душой, а не мертвой, он тут же дает нам повод для смеха, ибо смеяться можно все-таки только над живым, а не над мертвым.
И в спектакле «Дорога» вокруг Автора, главного его героя, собрались не мертвые души, а живые — другое дело, что само существование их устроено таким совершенно уж невероятным образом, что для пробуждения в них живого, человеческого начала их надо как-то уж очень сильно потрясти. Как потрясена была Коробочка предложением Чичикова; как потрясен был Плюшкин «бескорыстием» Чичикова — ведь до какой же степени все-таки живучая душа человеческая и доброе начало в ней, если даже Плюшкин — Плюшкин! — чуть было не подарил Чичикову серебряные часы...
Нет, не мертвые души населяют бессмертную поэму Гоголя и не мертвыми душами населен мир, окружающий Автора в спектакле; если бы оно было так, если бы Коробочка была только забавным роботом, то откуда бы взялись и «видимый миру смех» и «невидимые миру слезы»? Ведь механизмы не могут вызвать смех и слезы как глубоко человеческий акт сочувствия и сопереживания.
В таком спектакле, обнажающем перед нами живое в видимом мертвом, механическом, заводном, роль Коробочки и должна была исполнять актриса, чья артистическая природа на первый взгляд менее всего подходит для исполнения таких ролей, которые в привычном восприятии зрителя представляются лишь очень смешными, а в актерском исполнении предстают безжизненно гротескными.
К сожалению, эта нередко встречающаяся безжизненность сценического гротеска возникает оттого, что речь идет исключительно о преувеличении во что бы то ни стало какой-то черты образа, а не о выявлении того внутреннего противоречия образа, кото-Рое дает право на это преувеличение. За преувеличением должно просвечивать то, что, собственно, это преувеличение породило, — без этого гротеск пуст, формален.
Яковлева — актриса, способная к острой характерности, но ее характерность в той или иной роли всегда пронизана лиризмом. Это вообще редкое качество, и актер, им обладающий, может многое. При интерпретации гоголевских ролей оно просто необходимо; Яковлева могла быть, играя Коробочку, смелой в разработке острой характерности своей роли ибо за любой характерностью она все равно никогда бы не потеряла самого главного — живую человеческую душу. А именно это спасает актера от часто встречающейся односторонности гротеска».


 
 

 При копировании ссылка на сайт обязательна!
Rambler's Top100

Разработка: AlexPetrov.ru

Хостинг 
от Зенон Хостинг от ZENON
Copyright © 2009-2025 Olga-Yakovleva.ru