Новости
    События, анонсы
    Обновления
 Биография
    Детство и юность
    Театральное училище
    Семья
    Ленком
    Малая Бронная
    Театр на Таганке
    О профессии и о себе
 Творчество
    Театр
    Кино и ТВ
    Радиопостановки
    Книги
 Фотогалерея
    В театре и кино
    В жизни
 Персоны
    Анатолий Эфрос
 Пресса
    Рецензии
    Книги о творчестве Ольги Яковлевой
 О сайте
    Об Ольге Яковлевой
    Разработчики сайта


 Читайте книгу Ольги Яковлевой     

«Если бы знать...»



Пресса => Рецензии
    «В день свадьбы» (Театр Ленком), 1966
    авторы: Владимирова З. -



Из книги З. Владимирова. «Каждый по своему». М., «Искусство», 1966 г.

«…Розов назвал «В день свадьбы» пьесой бытовой, хоть там и взяты проблемы нравственные. В отличие от себя прежнего Эфрос поставил небытовой спектакль, потому что весь был нацелен на ту скрытую жизнь, которая плелась за слоем слов, пока не привела к знаменитому финальному «Отпуска-а-а-ю!» Нюры — А. Дмитриевой, разрешившему так и не названный, но весьма напряженный в спектакле конфликт.
С первых же минут действия беда нависает над этой свадьбой, такой, казалось бы, добропорядочной. Что-то тревожит старика Салова, заставляет готовиться к свадьбе конфузливо, суетиться без нужды, словно глуша предостерегающий голос в себе. Тень лежит и на Нюре с первого ее появления — и не потому, что встретила в городе Клаву Камаеву, прежнюю Мишину любовь; сама не меньше отца сомневается, «честно ли дело-то идет?». И подавленность Миши красноречива: хорошая девушка, хорошая семья, все слажено, а ему словно не по себе, неудобно. Суматоха на сцене вымученная; и Клава здесь ни при чем. Что Клава? Она, по Эфросу, лишь катализатор и без того зреющего процесса. У Михаила к Нюре уважение, жалость, благодарность, доверие, но все это лишь суррогаты любви. Не хватает главного, без чего свадьба — ложь. И люди это чувствуют, даже если не сознают.
Жестокую борьбу, раздирающую душу Нюры Саловой, режиссер толкует как борьбу между нравственным чувством, ей присущим, и тем, что рождает сложившаяся ситуация: тут и оскорбленное достоинство, и стыд перед людьми, и крушение всех надежд, и перспектива личного неустройства — как-никак Нюре уже двадцать шесть. И потом - она-то как раз любит Михаила, истинно любит. Но вот странно: когда эта Нюра своими руками разрывает петлю, уже захлестнувшуюся вокруг шеи того, кто назвал себя ее мужем, ею движет не решимость пожертвовать собой ради любимого. Нет, в спектакле Эфроса иначе: с удивлением прислушиваясь к голосу своего сердца, Нюра вдруг ощущает, что такой Михаил не нужен ей — покорный своей участи, но мертвый человек. Не нужна ей семья по закону, по паспорту, благополучная в глазах людей, но лишенная нравственной основы. Не может она полагаться на мудрость дедов, гласящую: стерпится — слюбится, перемелется — мука будет. Финальное трагическое «Отпус-ка-а-а-ю!» не назовешь иначе как высвобождением. Свободная личность утверждает себя, отвергая все то, что не абсолютно. И потому такое светлое впечатление оставляет финал эфросовского спектакля.
….. С точки зрения житейской логики декорации «Дня свадьбы» абсурдны: никто не накрывает столов за сутки до торжества, не стелет скатертей, не развешивает свадебных нарядов на улице. Но образ свадьбы (этой именно свадьбы) схвачен точно; в нем ощущается что-то гнетущее. По мере того как развивается трагедия, все больше и больше давят на героев эти безучастно красующиеся на порталах атрибуты свадебного обряда — накрахмаленное, неестественно пышное платье невесты, негнущийся черный костюм жениха, эта чинная, опоясывающая всю сцену подкова праздничного стола, которую ни обойти, ни разомкнуть.
….. Эфрос не микширует фона, зато он делает другое: бережет эмоциональные всплески, добивается, чтобы актеры вкладывали сокровенное в то, что произносится ровным голосом, без акцентировки и нажима. Прорывы редки, зато они и воздействуют сильно; мы чувствуем, что человек, по горьковскому выражению, «наткнулся на острое».
...Эти опыты восходят далеко в прошлое. Еще Маша — подруга Аркадия в «Добром часе», узнав, что тот подал заявление об уходе из театра, уводит его в Сокольники, как ребенка, за руку, поспешно набрасывая ему на плечи плащ, и при этом что-то говорит, говорит — об их скамейке в парке, о связанных с ней воспоминаниях, воздействуя на Аркадия звуками своего голоса, в котором — любовь и страдание. Весь монолог звучал как одна слитная фраза и на неподготовленное ухо казался монотонным. В «Перед ужином» появился Гриша Неделин со своим длиннейшим любовным признанием; актер произносит его протокольно, сухо, не выделяя ни единого слова. Однако и здесь, может быть по вине исполнителя, чувствовалась еще искусственность; прием выдавал себя.
В театре имени Ленинского комсомола такая речь стала правилом, а не исключением. Берутся целые смысловые периоды и произносятся на одном дыхании. Не дай бог раздробить речь, украсить ее оттенками! Не слышно в зале, пропадают отдельные мысли, съедаются концы реплик, комкаются слова? Пусть их! — запальчиво отвечает Эфрос. Если актер знает, что хочет сказать, живет этим, то зритель его непременно поймет, как он понимает собеседника в жизни. И действие покатится легко и свободно, не задерживаясь у словесных барьеров. Эта принципиальная беглость текста господствует во всех последних эфросовских спектаклях.
Больше того: часто Эфрос добивается от актеров, чтобы они играли второй план, как первый, опрокидывая им текст. В «Дне свадьбы» Салов дает указания соседке, что приготовить к праздничному столу. Произносится, скажем, «сто яиц» или «десять килограммов мяса», а мы не улавливаем, что именно поручил Салов соседке, зато улавливаем другое: человек чем-то очень смущен. То ли тем, что такая поздняя у дочки свадьба; то ли неловко ему выступать в роли хозяйки дома, а больше всего мучает вопрос, честно ли идет дело. Или другой пример: встречается юная пара — Женя и Оля — после года разлуки. Говорят о чем угодно: о том, какая Москва, как учатся во ВГИКе, что такое этюд, а слова, удивительно для этого неподходящие, заменяют нежнейшие уверения, клятву в верности на веки веков.
…Вспомним в «Дне свадьбы»: отчаянное «Нет!» Михаила в момент появления Клавы, вопль Василия «Порви все!», который копится на протяжении целого акта, нюрино «Не кричи ты!», обращенное к сводящим ее с ума пароходным гудкам, и это поразительное «Отпуска-а-а-ю!».

... В «Дне свадьбы» весь последний акт имеет сложную музыкальную структуру — то ли ритмическая проза, то ли белый стих. Это свадьба-похороны; чередуются короткие реплики-выдохи, люди движутся осторожно, боясь сломать тишину, напряжение все растет, растет, пока, отпустив Михаила, Нюра белой подстреленной птицей не падает навзничь, на руки гостей. И вот тогда, не в лад, но звонко и раскованно начинает играть свадебный оркестр….»


 
 

 При копировании ссылка на сайт обязательна!
Rambler's Top100

Разработка: AlexPetrov.ru

Хостинг 
от Зенон Хостинг от ZENON
Copyright © 2009-2024 Olga-Yakovleva.ru