Пресса :: Официальный сайт актрисы Ольги Яковлевой

Новости

	События, анонсы
	Обновления

Биография

	Детство и юность
	Театральное училище
	Семья
	Ленком
	Малая Бронная
	Театр на Таганке
	О профессии и о себе

Творчество

	Театр
	Кино и ТВ
	Радиопостановки
	Книги

Фотогалерея

	В театре и кино
	В жизни

Персоны

	Анатолий Эфрос

Пресса

	Рецензии
	Книги о творчестве Ольги Яковлевой

О сайте

	Об Ольге Яковлевой
	Разработчики сайта

Читайте книгу Ольги Яковлевой

«Если бы знать...»

Пресса => Рецензии

«Мизантроп» (Театр на Таганке), 1987
авторы: Уфимцева Е. -

По законам классического театра. «Театральная жизнь» №4, февраль 1987 г.

От четвертой стены не осталось следа. На этот раз никто не старался скрыть от зрителя, что перед ним — ТЕАТР. Откровенный театр. Театр, гордый своим предназначеньем.
Торжествует фортепиано, но в ответ тревожно звучит саксофон. Под зазывно-томящую мелодию Дюка Эллингтона на сцене артисты. Не персонажи пьесы Мольера, а актеры Театра на Таганке.
Входя в зал, зрители прежде всего видят собственное, слегка искаженное изображение в огромном зеркале на сцене. Художник Дмитрий Крымов нашел неожиданное решение сценического пространства. Декорация почти в точности повторяет вид из внутреннего дворика Театра на Таганке: за отражающей плоскостью стеклянной стены таинственно мерцает созвездие театральных люстр.
— Театр — обманщик. Театр — лицедей, способный совместить несовместимое и в любой момент обернуться своей противоположностью. Совсем как тот молодой человек, с массивной тростью, что первым важно шагнул на сцену, а в спектакле оказался всего лишь слугой.
Кому принадлежат те многочисленные наряды, висящие в правом углу сцены: кокетке Селимене или костюмерной Театра на Таганке?
В одном пространстве уживаются два мира.
Три одиноких старинных кресла напоминают нам о салоне Селимены. Но рядом ровненький ряд сцепленных пластмассовых креслиц двусмысленно намекают на современный интерьер типа театрального вестибюля или балетного репетиционного зала, где без зеркал никак не обойтись.
На первый взгляд, Эфрос поставил спектакль традиционно. Подчеркнуто строгая эстетика постановки невольно заставляет вспомнить жестокие законы классисцистического театра: скупость мизансцен, длинные монологи в стихах, практически пустая сцена (не считая трех вышеупомянутых кресел) и полное отсутствие всякой бутафории. Картинность жестов и по-театральному чуть преувеличенные чувства. Такая стилизация рассчитана на рациональное восприятие искусства. Ценители и знатоки порадуются воскрешению традиций. Но остальным «рядовым» зрителям нескончаемые словесные излияния, пожалуй, могут показаться утомительными. Как ни странно, к уму — не к сердцу апеллирует художник.
«Мизантропа» в Театре на Таганке комедией никак не назовешь. Режиссер последовательно приглушает комедийное звучание пьесы, подчеркивая драматизм ситуации.
Беда общества в «Мизантропе» Эфроса состоит в том, что оно вхолостую растрачивает свою энергию. Слова, слова, слова... Все обесценивающие и все выхолащивающие. Люди болтают, вместо того чтобы разговаривать. Никто не дает себе труда прислушаться к чужим словам. Хвалить в глаза и ругать за спиной давно уже стало общепринятой привычкой. В салоне Селимены все гости исправно выполняют этот ритуал светского общения.
Но их хвала, как и хула, решительно лишена даже намека на искреннее чувство. Друзья? Враги? Не все ль равно? Здесь по большому счету царствует даже не ложь, а полное равнодушие.
Не люди — знаки, маски.
Среди них — один живой, яростно, исступленно протестующий против такого миропорядка. Как все живое, он, конечно же, несовершенен. Альцест — максималист, целиком отдавший себя страсти. В исполнении Валерия Золотухина он не в силах остановиться, отстаивая свое право на чувство, на друзей и врагов, на любовь и ненависть. Он беснуется и захлебывается в словах. Мы не понимаем половины того, что произносит Золотухин, но для постановщика в данном случае важнее было не значенье сказанного слова, а состояние человека, его произнесшего. Поэтому актер фиксирует прежде всего интонацию, настроение, степень возбуждения своего героя.
Смешон ли герой комедии Мольера в Театре на Таганке?
Все местное общество в спектакле с внимательным изумлением наблюдает конвульсии наивной души. Пожалуй, он кажется им таким же нелепым, как Дон-Кихот, сражающийся со своим невидимым противником. Тщедушная фигурка Альцеста с двух сторон придавлена в кресле массивными телами Акаста и Клитандра, но Альцест не сдается: он упорно продолжает нападать на весь цинично-равнодушный мир. Безысходность неравной схватки делает Альцеста Золотухина в глазах зрителей чуть ли не трагическим героем.
Основной и самый опасный его противник – Селимена, являющая собой полную противоположность Альцесту. Его душевный пыл каждый раз спотыкается о ее бесстрастную трезвость. Умная, ироничная, слегка пресыщенная женщина, она даже не пытается скрыть свой цинизм и расчетливость, предельно ясно втолковывая Альцесту, зачем ей нужно водить то или иное знакомство.
В исполнении Ольги Яковлевой Селимена сильна той силой, которая свойственна женщинам, привыкшим к своим победам. В ней есть покой, идущий от осознания собственной неограниченной власти. Она бесспорная хозяйка положения — с особой изысканностью, без труда управляется с многочисленными поклонниками.
Поединок между ней и Альцестом постепенно приобретает все более ожесточенный характер, но силы их первоначально приблизительно равны.
Первым оступается Альцест.
В игру вмешивается еще одна женщина, причем женщина, влюбленная в одного и обиженная другой. А это уже действительно опасно. И напрасно
Селимена так легкомысленно оставляет Альцеста наедине с Арсиноей.
Правда, все попытки Арсинои — И. Ульяновой «купить» Альцеста на лесть, на посулы легкой карьеры кончаются крахом. Герой Золотухина остается неприступен. Первый раунд Арсиноей проигран. Но она предпринимает новый заход, на этот раз избрав мишенью любовь Альцеста к Селимене.
Расчет был точен. Альцест ранен.
Альцест попался на крючок ревности.
Смутные подозрения мучительны, и он готов любой ценой добиться доказательств неверности Селимены.
В последний раз оглянется он на дверь, в проеме которой возникнет фигура Селимены, и уйдет вслед за торжествующей Арсиноей.
Выйдут на сцену актеры с печальными лицами. И раздастся пронзительней стон саксофона...
Совершилось предательство. Альцест предал самого себя.
В спектакле Эфроса это — переломный момент. Один раз оступившись, Альцест теряет свои позиции. Его вина в том, что он поддался искушению, не распознал капкана, ловко расставленного Арсиноей. Однако заплатив дорогую цену, пожертвовав собственным достоинством, герой спектакля обретает не успокоение, которого так жаждал, а еще более жестокие страдания.
Перед режиссером стоял немаловажный вопрос: сколько лет главному герою? В пьесе указаний по этому поводу нет.
Эфрос допускает различные трактовки образа Альцеста. Спектакль играется двумя составами артистов. И каждый из исполнителей выражает те черты характера Альцеста, которые ближе его поколению. Альцест Золотухина не лишен романтических иллюзий, у А. Яцко он гораздо трезвее, сдержаннее. Молодой Альцест как бы чуть со стороны с мрачной иронией наблюдает за происходящим, пока дело не касается лично его. Задетый за живое, он теряет всякое хладнокровие и становится беспомощнее ребенка.
Только ни тому, ни другому Альцесту не суждено в этом мире обрести свой идеал.
Начав свой монолог с обличений Селимены, Альцест — Золотухин через пять минут уже ненавидит открывшуюся ему правду, готов принять любые унижения, лишь бы его снова «обманули». Но Селимена — Яковлева даже не пожелала выслушать его до конца, и отчаянные слова Альцеста обращены в дверную пустоту. Он повержен, он бьется головой о кресло, он молит о прощенье, об утешенье, о новой лжи. Он все готов простить.
Но не она. Селимена вправе презирать человека, который потерял себя настолько, что позволил отхлестать себя по физиономии злосчастным письмом... И тем не менее даже в этой сцене Альцест не смешон: теперь он достоин не сострадания, но сожаления. «Мизантроп» — спектакль о человеке, недостаточно сильном для того, чтобы изменить окружающую его жизнь. В правде по большому счету здесь никто не нуждался, а потому никто, за исключением Альцеста, и не страдает.
Золотухин очень тихо, бережно, будто боясь словами повредить хрупкую вещь, снова говорит о любви, когда не ум, но раненое сердце подсказывают Альцесту все оправдания любимой.
Все напрасно. Душа Селимены остается по-прежнему глуха к его признаниям. Да, теперь назло всем она готова стать женой Альцеста. Но только для него такая победа страшнее любого поражения.
Возможно, эти люди и хотели бы понять друг друга, но, видно, это им не суждено. Они обмениваются прощальными взглядами, полными тоски и боли, и навсегда расходятся в разные стороны. Тема эта не раз возникала в творчестве Эфроса: вспомним печальный финал «Месяца в деревне», ищущих и не находящих друг друга героев «Вишневого сада» или трагически обреченных на одиночество Агафью Тихоновну и Подколесина в «Женитьбе». Только на этот раз счастье и взаимопонимание между людьми невозможно принципиально.

При копировании ссылка на сайт обязательна!

Разработка: AlexPetrov.ru

Хостинг
от Зенон

Хостинг от ZENON