Пресса :: Официальный сайт актрисы Ольги Яковлевой

Новости

	События, анонсы
	Обновления

Биография

	Детство и юность
	Театральное училище
	Семья
	Ленком
	Малая Бронная
	Театр на Таганке
	О профессии и о себе

Творчество

	Театр
	Кино и ТВ
	Радиопостановки
	Книги

Фотогалерея

	В театре и кино
	В жизни

Персоны

	Анатолий Эфрос

Пресса

	Рецензии
	Книги о творчестве Ольги Яковлевой

О сайте

	Об Ольге Яковлевой
	Разработчики сайта

Читайте книгу Ольги Яковлевой

«Если бы знать...»

Пресса => Рецензии

«Отелло» (Театр на М. Бронной), 1976
авторы: -

«Играют Шекспира».
Среди зрителей этого спектакля равнодушных нет. Мысль работает напряжённо, внимание предельно обострено. То соглашаешься, то внутренне споришь с театром, то ловишь себя на ощущении, что ты никогда не читал этой пьесы, то испытываешь потребность немедленно погрузиться в Шекспира, чтобы понять, чем новым одарил тебя театр и какие потери все-таки произошли.

«Отелло» в Драматическом театре на Малой Бронной. Постановка А. Эфроса, художник Д. Крымов.
Поражает способность этого режиссера пробиваться к первоначальной сути произведения через всю толщу сценических напластований. Штамп загнан в угол, уничтожен на корню. Ни монументальных архитектурных сооружений на сцене, ни живописных и броских массовых сцен, ни бархатных камзолов, ни бряцания железа о железо в обязательных поединках, ни интермедий слуг, ни длинных темпераментных монологов. Мы видим подобие беседки в стиле Ренессанса в центре сцены, створки которой, приоткрываясь, образуют нечто вроде двух полукруглых лож, откуда наблюдают за происходящим герои трагедии, они же — как бы люди нашего времени, актеры театра, готовящиеся вступить в тот магический круг, где перевоплощение должно быть полным.
Путём купюр (законное дело в Шекспире) Эфрос сделал куда более малолюдной, чем принято, человеческую панораму спектакля. Отсутствуют предусмотренные Шекспиром «моряки, гонцы, глашатаи, военные, чиновники, частные лица, музыканты и слуги». Действуют лишь герои «со словами», но зато нам позволено подробнее рассмотреть лица, познать характеры не только Отелло и Яго, но целой группы персонажей, в общем-то считавшихся второстепенными. Вот Кассио — Г.Сайфулин: не оперный красавец, как иногда бывало, но единомышленник, друг и преданный приближенный Отелло, рассудительный человек, остро стыдящийся того, что вино превращает его в животное. Эмилия — Л. Богданова: женщина, не растерявшая нравственных принципов, хотя и отравленная годами жизни с подонком;терпкий сплав горечи и совестливости, цинизма и правдолюбия. Родриго — В. Лакирев, чистый юноша с трогательным красным цветком в руке, как бы хрупким прибежищем от коварства и козней Яго: выронив цветок, он погибает. И даже Монтано А. Грачева(ведущий актер театра в эпизоде) — человек оттуда, из стана порядочных и справедливых людей, окружающих благородного мавра Отелло. Режиссер расширяет положительный фон трагедии, оставляя Яго в полном одиночестве.

Тема спектакля Эфроса лежит в русле шекспировского замысла, но никогда прежде не представала в таком повороте. Не трагедия ревности и не драма обманутого доверия, хотя оно обмануто в спектакле, и уж тем менее — чужеродность «черного» Отелло миру цивилизованных варваров. Это спектакль про другое: про то, как уязвимы для происков негодяя люди подлинно порядочные. Как трудно им распознать зло, даже если оно действует грубо, топорными методами. Как беззащитна интеллигентность перед наглостью и цинизмом. Ибо все герои этого спектакля, кроме Яго, — высокие интеллигенты, гуманисты Возрождения.
Для того чтобы стать во всем убедительным Отелло, Н. Волкову не хватает умения взять в роли пики трагического напряжения. Но похоже, что они и не искались в спектакле, эти опорные для любого другого Отелло взрывы вулканического темперамента. Перед нами — светлокожий мавр с благородной проседью в курчавых волосах, с добрыми, близорукими глазами (очки на носу шекспировского героя, — но, оказывается, это возможно, возможно!). Он живет жизнью разумно размеренной и во всем отвечающей его представлению о счастье: любимая женщина рядом c ним, дело, которому он верно служит, книги, рукописи, друзья. Мнимая измена Дездемоны грубо нарушает это гармоническое существование; гаснет свет в глазах Волкова — Отелло. Акт возмездия он совершает нехотя, с чувством глубокой печали. Он мститель по долгу, невольник чести, ибо нельзя допустить попрания идеала. Вынужденность - вот главное в состоянии Отелло второй половины спектакля.

И Дездемона там — совсем не та кроткая овечка, к которой мы привыкли: «голубизна» роли ушла. О. Яковлева играет просвещенную венецианку, достойную подругу Отелло, легко и уверенно переступившую через предрассудки своей среды. Прекрасен в спектакле их союз, совершенно лишенный черт экзотичности, чрезвычайного происшествия. А когда идиллия разрушается, в Дездемоне Яковлевой вызревает, господствуя над остальными чувствами, глубокая жалость к Отелло, так горестно изменившемуся, потерявшему себя.

Финальной «точкой» спектакля Эфроса становится мысль о живучести, безнаказанности таких, как Яго. Его не арестовывают, не предают закону, как у Шекспира. Раненный Отелло, он судорожно карабкается по символической лестнице, которая — то ли лестница карьеры, то ли лазейка в будущее, во всяком случаеу путь наверх. В финале нет традиционного оптимизма, сознания, что порок разбит, а добродетель торжествует, и печальная эта повесть так печальной и остается, хотя светлый облик героев и мысль о том, что люди в норме должны быть такими, мы унесем из театра в жизнь.
Однако с образом Яго связано, на мой взгляд, и основное противоречие спектакля. Оно предусмотрено замыслом, это противоречие, но оно же его до известной степени и подрывает.
Наверное, театр вправе рассматривать Яго не как вселенское зло, не как философа цинизма и личной выгоды, ворвавшегося в мир людей Возрождения в качестве предвестника «жирного века», но как заурядного подонка, клопа, упившегося человеческой кровью, отчего проистекают тем не менее непоправимые и страшные последствия (именно так играет Л. Дуров и в этом рисунке убедителен). Но несопоставимы масштабы идейных противников, антагонистов в спектакле, и Отелло, поверивший этому Яго, низводится с пьедестала, невольно мельчает в наших глазах. Не берусь подсказывать, как крупно сыграть ничтожество, мразь, тупое животное, но даже - от исполнителя роли Присыпкина мы требуем раскрытия философии этого мещанина. А ведь Яго, если верить Шекспиру, умен, дальновиден, находчив, образован, в его бесстыдстве ecть та же монументальность, что в жестокости Макбета и лицедействе Ричарда Третьего. «Невиданный подлец» говорит о Яго Монтано. А то, что в спектакле — виданый-перевиданный.
Есть и другие моменты, которые, как в случае с Яго кажутся издержками талантливого решения. Живая беглая, лишенная театрального пафоса речь героев иногда обостряет мысль Шекспира, иногда скользит по ее поверхности. Разрушение монологической формы шекспировской драмы уменьшает долю условности в спектакле, но порой лишает нас радости встречи с теми присловьями и афоризмами, которые давно уже стали крылатыми. Энергия пластического рисунка, усиливая эмоциональное воздействие спектакля, временами оборачивается пантомимическими излишествами, подменяющими игру страстей человеческих.
Словом, по ходу дела возражения накапливаются. Но думая о будущем, спектакль хочется приветствовать. Он открывает новые пласты в Шекспире, моментами — нового, неведомого Шекспира это спектакль-поиск, успешно набирающий (хотя еще и не набравший полностью) высоту шекспировского исследования жизни.

При копировании ссылка на сайт обязательна!

Разработка: AlexPetrov.ru

Хостинг
от Зенон

Хостинг от ZENON